Yullen - мой наркотик...
Название: Туман
Бета: нет
Фэндом: Соционика
Пейринг: Жуков/Есенин
Рейтинг: PG-15
Размер: мини
Статус: закончен
Жанр: angst, OOC
Размещение: с разрешения автора
этоЭто был туман, настоящий туман цвета молока.
Под ногами шуршали листья.
Какие-то мысли крутились у него в голове. Мысли, какие бывают только у зануд и неудачников. Но он не неудачник.
Наверное, это последняя осень. Последняя, потому что, там, дальше – туман, пустота.
Подняв воротник пальто, он упрямо продолжал идти.
Не отпускавшая боль в висках и переносице не отрезвляла, но отупляла. Как будто все тело отекло.
И мысли были опухшими, похмельными.
Сколько еще ему осталось? В какой день из этих серых дней ноября рассыплется в прах все, чем он жил? Просто погаснет свет?
Просто станет хуже, чем теперь?
Боль никуда не денется. Боль останется, и с ней останутся счета, по которым нужно платить, люди, с которыми нужно разговаривать, и останется холод, одиночество, темнота, листья под ногами, свинцовое небо над головой.
Ноябрь – самый темный месяц в году. Самый мрачный. Он поднял голову и посмотрел на ветки деревьев, качающиеся на ветру. Холодно.
Он сел на скамейку и закурил.
Хотелось просто лечь на замерзшую землю и не вставать никогда. Как будто в душе он уже мертв, но тело продолжает почему-то жить. Или уснуть, или умереть. Но всегда он засыпал, и утром нового дня его опять ждали люди, счета, мысли, письма, стихи, люди, счета…
Ему каждый раз не хватало духа. Сначала таблетки.
Он помнил. Ему тогда было девятнадцать и он был влюблен. Но сейчас он осознавал, что дело было не только в любви. Началось то, чему он не мог дать названия. Туман в мыслях. Туман, который не залить вином. И выход нашелся как-то быстро. Первая аптека, вторая, третья. Нет, не нужно по рецепту.
Горка таблеток. А потом вместо желанной тьмы и безмолвия – больничная палата, обходы, уколы. Повторять не хотелось. Потому что немного полегчало. Ненадолго.
Это темнота все время была у него в голове? Обещала покой? Подсказывала верное решение?
Потом этот случай с телеграммами. Когда жесткие сильные руки одного из людей в форме сомкнулись вокруг его шеи, и сразу закололо в сердце и зазвенело в ушах, ему было не страшно, он был в предвкушении такого желанного конца, такой манящей и притягивающей темноты.
Но потом сознание вернулось. Снова. Вместе с этим человеком, который его спас, обработал ссадины, выходил и вселил надежду.
Человек, который любил его. Человек, который желал его, и которому он отдавался ночь за ночью. Чье имя шептал и кричал. В чьих объятиях ненадолго забывался. В чьей квартире он жил. Кто помогал ему платить по счетам.
Все это время он был мертв внутри. Туман никуда не делся. Липкий кошмар, который не отпускает утром.
Он глубоко дышал. Картинка перед глазами на пару секунд стала четкой от подступивших слез.
Носком ботинка он вывел на земле: «Прости».
Это был день, когда ему стало все равно. Все равно, найдет ли любимый стихотворение на столе. Стихотворение, написанное алыми буквами из его запястья.
«Пусть оно будет последним».
Спасибо тебе за все. И прости.
А сейчас все представлялось ему легко. Потушив сигарету, он направился к выходу из парка.
До прихода любимого есть еще полчаса. Он успеет.
Тем более все уже заранее готово.
Какая ирония! Он уже все знает – эти ощущения, это звон в ушах, это нестерпимое желание вдохнуть, эту короткую жажду жизни, когда организм борется за каждый вдох, а потом сердце замедляется, и начинается свобода и покой. Прекрасное умиротворение.
Отсутствие боли, отсутствие тумана.
Он ненадолго присел на обитый светлым шелком диван.
Может, как всегда, лучше лечь спать?
До его прихода…
Но все готово, зачем тянуть?
Все заранее продумано. Люстра не выдержит, а труба отопления – должна.
Закатав рукав, он посмотрел на засохший длинный порез. Было больно. Может, взрезать еще? Нет, тогда точно ничего не получится.
Глотнув вина из бутылки, он запил пять таблеток обезболивающего и стал ждать.
Драгоценное время шло. Мысли не отпускали. Головная боль не исчезала. Потянулся к расческе, но передумав, решил оставить золотые кудри растрепанными – какая теперь разница?
Когда боль немного отпустила и перестало стучать в висках, он нетвердым шагом пошел к комоду. Поставил на комод табуретку, слез и метнулся в кухню за веревкой.
Петлю он вязать не умел, и, после неудачных попыток, решил просто перекинуть её через трубу.
Захотелось полностью очистить голову от мыслей. Чтобы не сомневаться, если на это еще было способно его воспаленное сознание, затуманенное алкоголем и таблетками.
Он обернул веревку вокруг шеи и задумался. Туман не уходил. Пытаясь вызвать в голове хоть какие-то образы, он не услышал звук хлопнувшей где-то внизу двери.
Нужно сделать это внезапно, чтобы не было пути назад. Отрицая и отвергая все, что было, все что причиняло ему боль за его недолгую жизнь.
Из оцепенения его вывел лязг открывающейся входной двери.
Резким движением правой руки он потянулся, чтобы сорвать петлю, потому что понял – ему помешали.
Ничего не вышло. Теряя равновесие, он доли секунды смотрел на лицо вошедшего.
Затянувшаяся петля вырвала у него сдавленный хрип. Все покраснело перед глазами. Сердце пронзила боль, куда более сильная, чем та, которую он чувствовал, когда его душили. Это боль находилась за гранью. Но грани не было. Нарастающий шум в ушах и чувство непередаваемого ужаса выжигали его изнутри.
Это было то, чего он не ожидал. Такой боли. Такого страха и такого безумного желания вдохнуть и жить, жить. Его легкие, казалось, засыпало песком. Хотелось кричать, но из-за петли это было невозможно. Нечеловеческим усилием он попытался ухватиться за трубу, но рука соскальзывала.
И уже где-то между светом и тьмой, подернутой туманом в его голове, он почувствовал, что его тело, бьющееся в судорогах, обхватывают знакомые сильные руки.
Слабо улыбнувшись, он утонул в объятиях любимого. Тьма поглотила все.
В нос ударил резкий неприятный запах. Во всем теле была приятная расслабленность.
Он резко открыл глаза и увидел лицо любимого. На нем не было ни гнева, ни разочарования, только легкая усталость.
- Очнулся? Ты как?
Он попытался ответить, но из горла раздался сдавленный хрип.
Откашлявшись, он прошептал;
- П…прости меня.
На глазах выступили слезы и потокам полились из уголков голубых глаз.
- Ничего. Мы справимся с этим.
От уверенности в голосе любимого ему захотелось плакат еще больше.
- Я так не могу, хватит!
- Нет. Я тебя не оставлю. Я не дам тебе умереть, слышишь! – сорвался на крик Жуков, обхватив его лицо большими ладонями.
- Оставь меня, пожалуйста! – взмолился Есенин. – Пожалуйста. Или сам…сам убей меня! – последние слова Жуков едва расслышал, но когда понял, о чем просит любимый, его лицо побагровело от гнева.
- Никогда! Не смей! Я тебе не дам!
Есенин зажмурился и попытался встать с дивана, чтобы дотянуться до лежащей на полу веревки.
Жуков молча прижал его грудь к дивану одной рукой, и другой быстро схватил веревку и начал привязывать запястья неудавшегося самоубийцы к ножкам дивана.
От слабости у того закружилась голова и появилось ощущение комка в горле.
Пытаясь поймать взгляд любимого, Есь еще не оставил надежды вырваться и довершить начатое.
Шея пульсировала от боли, кололо в сердце, и еще Жуков крепко-накрепко связал его.
- Теперь я спокоен, - довольно улыбнулся Жуков, целуя самоубийцу в побледневшие губы.- Я сейчас вернусь.
Погромыхав посудой в кухне, Жуков нашел пластырь и бинт, и закатал рукав белоснежной рубашки Есенина.
- До свиданья, друг мой, до свиданья… так, значит, ты со мной прощаешься?
Кусочком бинта, смоченным перекисью, он провел вдоль пореза.
Есенин поморщился.
- Я знал. Я знал, что ты скрываешь, но не думал, что решишься. Я любил тебя. И я люблю тебя. Но я не позволю тебе умереть, - твердо сказал Жуков, накладывая повязку и глядя в глаза. – Ты мой. И ты жив. Вот и все.
Есенин пытался высвободить руки, но все было бесполезно, уж Жуков-то, в отличие от него умел вязать узлы.
- Прости меня, - прошептал лирик.
- Прощу, но умереть не дам, даже и не мечтай. Я знаю, ты этого хочешь, я знаю, тебе больно. Но это болезнь, и я вылечу тебя, чего бы мне это не стоило. А сейчас спи. – маршал накрыл лирика одеялом и поцеловал в лоб.
Перед тем, как погрузиться в сон, он подумал, что снова проиграл у жизни – завтра новый день, новая боль и туман, который будет с ним всегда. Вырваться не получилось, и ему остается только ждать, когда на ноябрьском небе снова засветит солнце, не давая тьме принести ему покой.
Бета: нет
Фэндом: Соционика
Пейринг: Жуков/Есенин
Рейтинг: PG-15
Размер: мини
Статус: закончен
Жанр: angst, OOC
Размещение: с разрешения автора
этоЭто был туман, настоящий туман цвета молока.
Под ногами шуршали листья.
Какие-то мысли крутились у него в голове. Мысли, какие бывают только у зануд и неудачников. Но он не неудачник.
Наверное, это последняя осень. Последняя, потому что, там, дальше – туман, пустота.
Подняв воротник пальто, он упрямо продолжал идти.
Не отпускавшая боль в висках и переносице не отрезвляла, но отупляла. Как будто все тело отекло.
И мысли были опухшими, похмельными.
Сколько еще ему осталось? В какой день из этих серых дней ноября рассыплется в прах все, чем он жил? Просто погаснет свет?
Просто станет хуже, чем теперь?
Боль никуда не денется. Боль останется, и с ней останутся счета, по которым нужно платить, люди, с которыми нужно разговаривать, и останется холод, одиночество, темнота, листья под ногами, свинцовое небо над головой.
Ноябрь – самый темный месяц в году. Самый мрачный. Он поднял голову и посмотрел на ветки деревьев, качающиеся на ветру. Холодно.
Он сел на скамейку и закурил.
Хотелось просто лечь на замерзшую землю и не вставать никогда. Как будто в душе он уже мертв, но тело продолжает почему-то жить. Или уснуть, или умереть. Но всегда он засыпал, и утром нового дня его опять ждали люди, счета, мысли, письма, стихи, люди, счета…
Ему каждый раз не хватало духа. Сначала таблетки.
Он помнил. Ему тогда было девятнадцать и он был влюблен. Но сейчас он осознавал, что дело было не только в любви. Началось то, чему он не мог дать названия. Туман в мыслях. Туман, который не залить вином. И выход нашелся как-то быстро. Первая аптека, вторая, третья. Нет, не нужно по рецепту.
Горка таблеток. А потом вместо желанной тьмы и безмолвия – больничная палата, обходы, уколы. Повторять не хотелось. Потому что немного полегчало. Ненадолго.
Это темнота все время была у него в голове? Обещала покой? Подсказывала верное решение?
Потом этот случай с телеграммами. Когда жесткие сильные руки одного из людей в форме сомкнулись вокруг его шеи, и сразу закололо в сердце и зазвенело в ушах, ему было не страшно, он был в предвкушении такого желанного конца, такой манящей и притягивающей темноты.
Но потом сознание вернулось. Снова. Вместе с этим человеком, который его спас, обработал ссадины, выходил и вселил надежду.
Человек, который любил его. Человек, который желал его, и которому он отдавался ночь за ночью. Чье имя шептал и кричал. В чьих объятиях ненадолго забывался. В чьей квартире он жил. Кто помогал ему платить по счетам.
Все это время он был мертв внутри. Туман никуда не делся. Липкий кошмар, который не отпускает утром.
Он глубоко дышал. Картинка перед глазами на пару секунд стала четкой от подступивших слез.
Носком ботинка он вывел на земле: «Прости».
Это был день, когда ему стало все равно. Все равно, найдет ли любимый стихотворение на столе. Стихотворение, написанное алыми буквами из его запястья.
«Пусть оно будет последним».
Спасибо тебе за все. И прости.
А сейчас все представлялось ему легко. Потушив сигарету, он направился к выходу из парка.
До прихода любимого есть еще полчаса. Он успеет.
Тем более все уже заранее готово.
Какая ирония! Он уже все знает – эти ощущения, это звон в ушах, это нестерпимое желание вдохнуть, эту короткую жажду жизни, когда организм борется за каждый вдох, а потом сердце замедляется, и начинается свобода и покой. Прекрасное умиротворение.
Отсутствие боли, отсутствие тумана.
Он ненадолго присел на обитый светлым шелком диван.
Может, как всегда, лучше лечь спать?
До его прихода…
Но все готово, зачем тянуть?
Все заранее продумано. Люстра не выдержит, а труба отопления – должна.
Закатав рукав, он посмотрел на засохший длинный порез. Было больно. Может, взрезать еще? Нет, тогда точно ничего не получится.
Глотнув вина из бутылки, он запил пять таблеток обезболивающего и стал ждать.
Драгоценное время шло. Мысли не отпускали. Головная боль не исчезала. Потянулся к расческе, но передумав, решил оставить золотые кудри растрепанными – какая теперь разница?
Когда боль немного отпустила и перестало стучать в висках, он нетвердым шагом пошел к комоду. Поставил на комод табуретку, слез и метнулся в кухню за веревкой.
Петлю он вязать не умел, и, после неудачных попыток, решил просто перекинуть её через трубу.
Захотелось полностью очистить голову от мыслей. Чтобы не сомневаться, если на это еще было способно его воспаленное сознание, затуманенное алкоголем и таблетками.
Он обернул веревку вокруг шеи и задумался. Туман не уходил. Пытаясь вызвать в голове хоть какие-то образы, он не услышал звук хлопнувшей где-то внизу двери.
Нужно сделать это внезапно, чтобы не было пути назад. Отрицая и отвергая все, что было, все что причиняло ему боль за его недолгую жизнь.
Из оцепенения его вывел лязг открывающейся входной двери.
Резким движением правой руки он потянулся, чтобы сорвать петлю, потому что понял – ему помешали.
Ничего не вышло. Теряя равновесие, он доли секунды смотрел на лицо вошедшего.
Затянувшаяся петля вырвала у него сдавленный хрип. Все покраснело перед глазами. Сердце пронзила боль, куда более сильная, чем та, которую он чувствовал, когда его душили. Это боль находилась за гранью. Но грани не было. Нарастающий шум в ушах и чувство непередаваемого ужаса выжигали его изнутри.
Это было то, чего он не ожидал. Такой боли. Такого страха и такого безумного желания вдохнуть и жить, жить. Его легкие, казалось, засыпало песком. Хотелось кричать, но из-за петли это было невозможно. Нечеловеческим усилием он попытался ухватиться за трубу, но рука соскальзывала.
И уже где-то между светом и тьмой, подернутой туманом в его голове, он почувствовал, что его тело, бьющееся в судорогах, обхватывают знакомые сильные руки.
Слабо улыбнувшись, он утонул в объятиях любимого. Тьма поглотила все.
В нос ударил резкий неприятный запах. Во всем теле была приятная расслабленность.
Он резко открыл глаза и увидел лицо любимого. На нем не было ни гнева, ни разочарования, только легкая усталость.
- Очнулся? Ты как?
Он попытался ответить, но из горла раздался сдавленный хрип.
Откашлявшись, он прошептал;
- П…прости меня.
На глазах выступили слезы и потокам полились из уголков голубых глаз.
- Ничего. Мы справимся с этим.
От уверенности в голосе любимого ему захотелось плакат еще больше.
- Я так не могу, хватит!
- Нет. Я тебя не оставлю. Я не дам тебе умереть, слышишь! – сорвался на крик Жуков, обхватив его лицо большими ладонями.
- Оставь меня, пожалуйста! – взмолился Есенин. – Пожалуйста. Или сам…сам убей меня! – последние слова Жуков едва расслышал, но когда понял, о чем просит любимый, его лицо побагровело от гнева.
- Никогда! Не смей! Я тебе не дам!
Есенин зажмурился и попытался встать с дивана, чтобы дотянуться до лежащей на полу веревки.
Жуков молча прижал его грудь к дивану одной рукой, и другой быстро схватил веревку и начал привязывать запястья неудавшегося самоубийцы к ножкам дивана.
От слабости у того закружилась голова и появилось ощущение комка в горле.
Пытаясь поймать взгляд любимого, Есь еще не оставил надежды вырваться и довершить начатое.
Шея пульсировала от боли, кололо в сердце, и еще Жуков крепко-накрепко связал его.
- Теперь я спокоен, - довольно улыбнулся Жуков, целуя самоубийцу в побледневшие губы.- Я сейчас вернусь.
Погромыхав посудой в кухне, Жуков нашел пластырь и бинт, и закатал рукав белоснежной рубашки Есенина.
- До свиданья, друг мой, до свиданья… так, значит, ты со мной прощаешься?
Кусочком бинта, смоченным перекисью, он провел вдоль пореза.
Есенин поморщился.
- Я знал. Я знал, что ты скрываешь, но не думал, что решишься. Я любил тебя. И я люблю тебя. Но я не позволю тебе умереть, - твердо сказал Жуков, накладывая повязку и глядя в глаза. – Ты мой. И ты жив. Вот и все.
Есенин пытался высвободить руки, но все было бесполезно, уж Жуков-то, в отличие от него умел вязать узлы.
- Прости меня, - прошептал лирик.
- Прощу, но умереть не дам, даже и не мечтай. Я знаю, ты этого хочешь, я знаю, тебе больно. Но это болезнь, и я вылечу тебя, чего бы мне это не стоило. А сейчас спи. – маршал накрыл лирика одеялом и поцеловал в лоб.
Перед тем, как погрузиться в сон, он подумал, что снова проиграл у жизни – завтра новый день, новая боль и туман, который будет с ним всегда. Вырваться не получилось, и ему остается только ждать, когда на ноябрьском небе снова засветит солнце, не давая тьме принести ему покой.
@настроение: нахуй все.
@темы: стащено, фанфики/драбблы, не зачем жить...
-
-
05.06.2011 в 11:01-
-
05.06.2011 в 11:56-
-
05.06.2011 в 12:58-
-
05.06.2011 в 15:35-
-
05.06.2011 в 17:30-
-
05.06.2011 в 19:37-
-
05.06.2011 в 20:07-
-
05.06.2011 в 20:27Угу.