Название: Школьные будни
Автор: Succin
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Жуков/Есенин
читать дальше
Дверь класса открылась сразу же после того, как в нее громко постучали. Парень на пороге был высоким, крепко сбитым, коротко стриженным брюнетом. Серые глаза смотрели на учителя-практиканта с удивленным прищуром. Конечно – Жуков не появлялся в классе уже неделю и пропустил тот момент, когда к ним отослали практиковать Есенина.
«Ни «Здрасте», ни «Извините», − подумалось Есю, когда Жуков прошел к своей парте. − «И почему меня послали учить именно одиннадцатый?»
По правда говоря, он вообще никого не должен был учить. Поступая на филологический, он и не задумывался, что когда-нибудь придется стоять перед тридцатью головами и рассказывать им школьную программу. Но из школ поступил клич «у нас не хватает рук», и администрация университета, внезапно, решила, что такая практика ребятам не повредит. Ребят, к сожалению, ни о чем не спрашивали.
− Тебя куда, в одиннадцатый распределили? − спрашивала у него по телефону подруга-Балька, которая училась на год старше в Педе. − По идее не должны были, четвертый курс надо классам к седьмым. Но ничего страшного. Запомни одно правило выживания в одиннадцатом. Главное их не будить!
Есь улыбнулся доске, вспоминая тот разговор, и, открыв журнал, поскреб маковку.
− Жуков, да? Вот, − он повернулся и протянул парню листок. − Перепиши то, что мы прошли и там, в конце то, что будет на сочинении.
В глазах парня вновь мелькнуло удивление, но теперь к нему примешался и интерес, что только усилился, когда Жук послушал, как увлеченно парень рассказывает о своем предмете. Поэтому уже на следующем уроке он начал спрашивать.
В каждом классе есть такой ученик, который может спросить Так, чтобы поставить учителя в тупик. Жук обычно не высовывался – ему хватало дум:"куда пойти подработать после школы, чтобы ещё там напрягаться", - но взъерошенный белобрысый практикант, постоянно поправляющий сползающие очки, чем-то приглянулся, поэтому, недолго думая, он начал загонять его в тупик вопросами.
Практикант улыбнулся, показывая, что разгадал его уловку, и начал выкручиваться. Это было видно сразу – с первых слов, но парень делал это так плавно, что создавалось ощущение, будто он утекает сквозь пальцы, и если сжать кулак, только брызнет во все стороны. Невозможно поймать, невозможно загнать в угол. Жукову стало интересно.
Уже через неделю он подкараулил практиканта после занятий и навязался идти следом – обсудить прошлое занятие и правильно ли он понял то, что хотел сказать автор.
− Да, все так, − Есь улыбнулся, и Жукову стало как-то теплее, хотя на улице была уже зима, а куртка у него особенной новизной не отличалась. − Ты хорошо в этом разбираешься. Может, на филологию, к нам?
− Не, − Жук глянул на учителя, растягивая губы в полуулыбке-полуусмешке. − Я лучше на что-то более… точное, − проглотил он слово «нормальное». − Эх, жалко пора. С вами приятно болтать, − он потянулся, не обнимая, но приближаясь, и коснулся спины практиканта. Легко, почти ощутимо, но парень замер, в себя приходя только после того, как Жуков скрылся из виду.
− Старый ты извращенец, − вздохнул он, поплотнее закутываясь в пальто. − О работе надо думать, а не об учениках.
Но все равно, когда Есь увидел через несколько дней у Жукова на лице свежие синяки – под глазом и на желваке, ссадину на скуле, будто на что-то шершавое налетел - то на перемене осторожно подложил ему заживляющую мазь в рюкзак. Туда, где лежал мобильник, чтобы точно нашел. Жуков догадался – хотя ничем не показал. Просто стал внимательнее следить за действиями учителя, прикидывая что-то. Все больше хотелось прикоснуться к практиканту. Все больше хотелось почувствовать его в руках, удержать эту неторопливую воду.
Случай подвернулся, когда в школе вырубили свет. Было уже темно, так что Есь пробирался в учительскую по стеночке, стараясь особенно от неё не отдаляться – с его зрением это было единственным вариантом. Он не понял, кто толкнул его в нишу, закрывая рот рукой. Кто-то, не замечая сопротивления, жадно скользнул рукой под рубашку, сжимая бок. Нетерпеливо целовал, не давая вырваться и закричать, вжал в себя, сжимая в руках ягодицы, сминая и приподнимая над полом, кусал шею, заставляя невольно прогнуться. И растворился в темноте, когда в коридоре послышались голоса. Потерянному Есенину безоговорочно поверили, что ему стало плохо с сердцем, и отпустили домой.
И как же он ненавидел себя, когда поймал на мысли «Вот бы… это был Жуков» и понял, что, несмотря на унизительную ситуацию, ему было… чертовски хорошо в том темном коридоре, и Лирик уговаривал себя, что это был шок – и именно поэтому он почти не сопротивлялся тогда.
− Хеей, Есь! − Жуков прокатился по обледеневшей дорожке, ухватившись за плечо учителя, чтобы не упасть. − А что у нас за девка у девятых ведет, у них вроде т.. Вы вели?
− У меня очень большая нагрузка, − парень улыбнулся, придерживая Жука под локоть. − А у неё неприятности были в той школе, где она практиковала – я и предложил у нас поработать. Но вас я ей не отдал, − он едва не мурлыкнул. − Любимчиков не отдают.
Есь давно понял, что если говорить во множественном числе, то можно сказать намного больше, чем если бы он говорил о ком-то конкретном.
После случая в коридоре парню было тяжеловато вести уроки – он постоянно присматривался к ученикам, и даже учителям, пытался понять, кто бы это мог быть, про себя все ещё удивляясь, что к нему приставал мужик. Даже промелькнула мысль: не заподозрил ли кто его ориентацию.
И теперь разговор с Жуком так успокаивал, что Есь даже не заметил, как они проболтали перед его подъездом без малого час. Спохватился, только когда Жук, совсем замерзши поежившись, попросил налить ему чаю.
Надо признать, увидев синеватый оттенок Жуковского лица, Есь струхнул, так что Маршала затащили в дом и налили самую большую чашку чая, которая была в доме, и притащили теплый плед. От пледа Жук отказался, а вот чай принял с радостью, отпивая небольшими глотками и медленно поглаживая кружку по дутому боку кончиками пальцев.
Есенин старался не смотреть за ним очень внимательно, но все равно уже через пару минут ощутимо пересохло в горле и хотелось нервно сглотнуть.
− Пусто у тебя как-то, − протянул Жук, как-то незаметно переходя на «ты».
− М? Да… Ну, квартира же съемная, даже животное какое-нибудь не заведешь – хозяин против будет. Так вот и кукую тут один.
− А девушку? − Жук склонил голову на бок. − Против них хозяева обычно не возражают.
− Девушку? − Есенин растерялся и слегка смутился, поведя плечом. − Работа. Какие девушки.
Он не заметил, как губы Жукова дрогнули в ухмылке, которую тот, впрочем, предусмотрительно стер, когда Есенин повернулся.
«Жаль этот день нельзя заламинировать и поставить в рамочку» − подумал Есь, когда его ученик ушел домой. Рука сама потянулась к чашке Жукова, и практикант осторожно погладил её. Там, где прикасался Жук.
Оказалось, что хоть и в рамочку день поставить невозможно – зато повторить очень даже. До Нового года оставалось дней десять, когда Есенин,только что вошедший домой и не успевший даже переодеться, услышал звонок в дверь. Это был Жук. Крайне замерзший, выглядевший очень усталым.
− Что случилось? Ты как? Чаю налить?
− Я бы не отказался, – парень стащил куртку, пытаясь отогреть задубевшие руки дыханием. – Отец уехал и ключи забрал. Я могу у тебя переночевать? А то придется устраиваться в подъезде и скорее всего у вас – в своем я к утру дуба дам.
Потом он, конечно, сказал, что пошутил и нашел бы где поспать ночь, но Есенин уже бегал, ставил разогреваться еду и суетился на счет чая, так что выбора особенно не оставалось. Хотя, надо признать, Жуков и не собирался оставаться этой ночью где-то ещё.
Когда поели, Есь оставил Жука наслаждаться чаем и теплым пледом, от которого тот, на сей раз, не отказался, и отправился в комнату переодеться. Он не знал, что в дверях стоит его ученик, с неподдельным любопытством следя взглядом за каждым движением своего учителя, за тем, как он неторопливо стаскивает футболку, после избавляется от мешковатых брюк. Как появляется на свет его фигура – у него даже была талия, не такая как у женщин, но вполне себе ощутимая. Маршал сжал пальцы на дверном косяке – сейчас, зная как это – вжимать его в стену, ему нестерпимо хотелось подойти и прижать к себе тонкое тело, прихватить зубами кожу на шее и повалить на диван, стоящий рядом.
Но пока было нельзя, поэтому он только скрипнул зубами и вернулся на кухню – охладить лоб холодным оконным стеклом.
Вошедший в кухню Есенин был в спортивных штанах и футболке. Он выглядел настолько … домашним, что Жуков даже улыбнулся и беспрекословно взял учебник по русскому, который приволок с собой Есь.
− Давай-давай. Раз уж ты у меня ночуешь, то отчитайся хотя бы по долгам, у тебя уже три домашки не сдано, а мне за них отчитываться.
Жуков серьезно кивнул и начал что-то чиркать в тетрадке. Правда на домашнюю работу слабо это походило – скорее на рисунок. Жалко стол был длинный, и Есенин не мог проверить – да и своих тетрадок с отчетами в университет было порядочно, а когда практикант насторожился, то Жуков с очаровательной улыбкой закрыл тетрадь и сказал, что ему пора спать.
Здесь уже было тяжело Есенину. Жуков раздевался, совершенно не стесняясь, и завалился спать в одном белье. Зрелище было настолько будоражащим, что Есь дождался, пока дыхание его вынужденного соседа станет ровным, и отлучился в ванну. Руки. Помыть.
− Только в школе не говори, где ты ночевал, − попросил Есенин, выпроваживая Жука утром на первый урок.
− Это почему? − сразу заинтересовался тот.
− Не важно, − замялся Есенин, чуть улыбнувшись. – Просто поверь, это не из-за тебя, это из-за меня.
Жук с интересом посмотрел на юношу, но ничего не сказал. Только сделал себе пометку, что не все так просто с их практикантом.
А на Новый год он, после нескольких глотков виски, неожиданно решил поздравить своего учителя. И какая разница, что один? Он же только поздравить и все.
Есенин, в свою очередь, не подозревал, кто к нему идет, так что решил устроить тихий праздник для двоих – себя и бутылки с шампанским. Ещё к празднику подъехала пицца. Он хотел выпить вечером с приятелем, который потом собирался поехать к девушке, но приятель не пришел, так что была лишняя коробка.
Звонок в дверь застал парня врасплох. Он покосился на рубашку, сиротливо приютившуюся на спинке стула, и решил, что одевать её слишком жарко – на праздники чего-то там перемудрили с отоплением, и теперь в квартире было сафари. Так что открыл Есь Жукову в одних штанах. Тот скользнул по нему изучающем взглядом – видимо спиртное, выпитое ранее, уже подействовало.
– Не помешал? – улыбнулся Маршал и вручил Есенину бутылку.
– Да н..нет, а ты почему не с друзьями? Праздник же.
– Да вот решил зайти поздравить. Может, нальешь чего?
– Ну, – Есенин растерялся, отступая и давая возможность Жукову пройти. – У меня шампанское есть…
Жуков сморщился. Есь поспешно исправился.
– Ну, тогда будешь пить свой виски. И пиццу, уж извини, разносолов нету, я тихо справляю.
– Ничего, пицца это хорошо, – Жук повесил куртку и прошел в комнату. – Фух, ну и жарища.
– Да, с отоплением намудрили, – вздохнул Есенин, скользнув следом и, поставив бутылку на стол, заметался в поисках бокалов. Сам-то он пил вообще из кружки. С котятками.
– Вообще, – пробормотал Жуков, стаскивая свитер. Подумав, снял и майку – Есенин только и успел, что опустить взгляд в тарелку.
Маршал усмехнулся. Его удивительным образом притягивал этот нескладный паренек, похожий на подростка. И того, что произошло в коридоре вечером, было мучительно мало, а сейчас алкоголь бил в голову, успокаивая и придавая уверенности в себе. Он подождал, пока Есенин заглотит кусок – от нервов именно что заглатывая, как удав, не жуя - и подошел к нему.
– Запачкался ты, – сказал Жуков, останавливаясь так, что почти касался ногами коленей Есенина, склонился и перехватил его за подбородок, приподнимая голову и поворачивая, чтобы удобнее было посмотреть.
– Так и есть, кетчуп, – улыбнулся парень, увидев красноватую полоску на щеке. Не задумываясь, сжал пальцы чуть сильнее, фиксируя голову, и неторопливо прошелся языком по щеке учителя, слизывая соус.
– Ч… что ты делаешь? – Есенин, вздрогнув в первое мгновение и оторопев, вскоре подпрыгнул, поднимаясь, и перепугано глядя на Жукова. – Это… ты… должен понимать, это слишком.
Он захлебнулся словами, пытаясь сказать «возбуждает», стараясь не использовать этого слова и, желательно, чтобы оно вообще не было слышно в контексте.
– Слишком? – Жуков улыбнулся, шагнув к Есенину, прижимая его к столу. Положил руки на пояс, чуть выше штанов, чтобы чувствовать кожу. Притянул, пройдясь языком по шее и прикусив мочку уха. – Это ещё не слишком.
Есенин зажмурился. Сердце колотилось так, что казалось, выпрыгнет сейчас из груди прямо в руку Жукову. Он до боли, до побелевших костяшек сжал пальцы на крае стола и выдохнул.
– Одумайся. Подумай сам. Вокруг тебя много девчонок. А я парень. И учитель.
Он не хотел слышать ответ. Он знал, что так не бывает и это неправильно. Он просто хотел зажаться так, чтобы сохранить в памяти ни ответ, а именно это ощущение, когда тебя касается тот на кого ты так долго смотрел.
– Да, старше. Да, учитель. Да, парень, – спокойно ответил Жук, ухмыльнувшись и притянув его к себе плотнее. Спокойно уведомил на ухо. – Но хочу я – тебя, а не девочек.
Словно разжигаясь от прикосновения к обнаженной коже, сжал пальцы на поясе Еся, вжимая в себя, грубо хватая и тиская кожу. Схватил зубами за шею, удерживая, и тут же поставил засос, награждая Еся своей меткой.
Парень судорожно вздохнул, теряясь и уже не сопротивляясь. Только что-то знакомое промелькнуло в действиях Жука. Что-то…
– Так это был ты, – выдохнул Есенин, узнав напавшего на него в коридоре.
– Я, – Жуков, увлеченный сжиманием в руках задницу Еся, не сразу услышал вопрос. – Хочу тобой обладать, – он прихватил парня за затылок, притянул и поцеловав. Выдохнул в губы, ухмыляясь. – И тогда не удержался.
Наслаждаясь резко расширившимися зрачками Есенина, парень усадил его на стол, расстегивая штаны и лапая уже так, задевая ребром ладони возбужденную плоть. Недолго думая, раздвинул его ноги и вжался, целуя уже требовательно и жадно, отираясь бедрами и пахом о практиканта. Ему и в голову не приходило, что кто-то может так прогибаться, когда его грубо хватают, стонать, когда бесцеремонно тискают, и только возбужденно выдыхать, когда кусают. Хотелось проверить, на что ещё способен хрупкий, на вид, Есь.
Жуков стащил с него штаны, зацепляя, заодно, и белье. Жадно окинул смущенного парня взглядом и рванулся к нему, дергая за бедра к себе так, что едва не повалил на стол.
Смазка, заранее вытащенная из брюк, пошла на быструю подготовку практиканта. Тот только тихо вскрикивал, сжимая пальцы на спине Жукова, совершенно, казалось, не беспокоясь, что сейчас его собирается трахнуть на столе его же ученик. Возбуждение было слишком сильным, чтобы даже думать об остановке сейчас. Хуже пришлось, когда Жук толкнулся в него – Есенин хлопал глазами и пытался набрать побольше воздуха в легкие, чувствуя, как сильно хочется вырубиться от переизбытка эмоций и ощущений.
«Хера себе, мы же только начали» – подумал Жук, видя такую реакцию, и внезапно понял, что именно из-за неё этого возбужденного, прогибающегося парня хочется повалить и затрахать. И нет никаких причин этого не делать.
Жуков рванулся вперед, прижимая Есенина к столу, жадно целуя и сразу же набирая темп, с каждым толчком дергая Еся к себе за бедра, хотелось почувствовать его полностью, как можно больше, и чем сильнее прогибался под ним Есенин, тем сильнее хотелось выбить из него не просто стоны – крики.
Тот и закричал, забыв о возрасте, социальной роли, сейчас будучи только парнем, которому было слишком хорошо, чтобы можно было это терпеть. Он цеплялся за Жукова, сжимая его ногами и царапая спину, и кричал.
Жуку понадобилась пара секунд, чтобы пропустить его вибрирующий крик сквозь себя и, вцепившись зубами в его плечо, чтобы самому не закричать, излиться в парня, сваливаясь на него мешком и надеясь только не упасть на пол.
Не сразу придя в себя, Есь осторожно коснулся волос Жукова, тихо пробормотав его имя. Маршал встрепенулся, потянувшись и поцеловав разморенного дуала.
– Ты внезапный. Не ожидал, – он облизнулся, чувствуя сытость и расслабленность после отличного секса. – Темпераментный.
Есенин покраснел, смущенно опуская взгляд. Кое-как сел, не без помощи Жука, и все же напялил хотя бы боксеры.
– Думаю, ты будешь не против, если я останусь, – деловито улыбнулся Жук, раскладывая диван. Есь был не против. Есь насмотреться на него не мог, не то что проявлять недовольство.
Он смущенно кивнул, потупившись. Потом глянул на часы и рассмеялся.
– Мы… немного увлеклись.
На часах была половина первого.
– С Новым годом, – мурлыкнул Жуков, притягивая к себе Еся, который уже не знал как себя вести, и поцеловал.
На следующий день Жуков ушел к себе, а Есь отправился к родителям. Там его ждал сюрприз – на выпуск родители решили подарить парню квартиру и просили переехать в течение недели.
– Я все перевезу постепенно,– улыбнулся он, твердо уверенный, что Жуков зайдет.
Но его не было. Ни на следующий день, ни через день. Через неделю Есь забрал документы из школы. Через день после начала школьных занятий съехал окончательно. Он знал, что в тот день был русский с литературой. Значит, он действительно был не нужен.
Лирик даже не стал распаковывать вещи. В новой квартире был старый диван, чего ему хватило, чтобы свернуться калачиком и отлеживаться. Ещё через пару дней в кафеле в ванной появилась трещина. В травмпункте сказали, выбил фалангу. Поматерились на подростков, которые вначале бьют, а потом думают, и только увидев белое, осунувшееся лицо Есенина спросили «Девушка?»
Он кивнул, хотя по правде говоря, ему было глубоко наплевать на то, что о нем подумают. Он успокаивал себя, говорил, что так будет лучше – потому что ему уже хочется чего-то серьезного, а от парня в семнадцать лет такого нельзя ждать. Что он слишком слабовольный, чтобы принимать правильные решения, что не сможет вести себя как старший и направлять. И что Жуку без него будет лучше, а он только жизнь ему попортит. Хотя менее больно от этого не становилось, и не появлялось желание хоть что-то делать, и Есь хотя бы пытаться жить.
Только в универ он выполз после звонка старосты, что грозила ему карами небесными, вплоть до отчисления.
Жуков не ожидал, что когда он, вызнав у девушки, которая работала вместе с Есем, адрес универа, специальность и курс Еся и притопав к нему в универ, не смотря на строгий наказ врача лежать и не тревожить сломанное ребро, найдет там перепуганного зверька, который смотрел на него с помесью боли и какой-то странной жажды, будто выпить взглядом хотел.
Что говорить, Жуков не знал, только обнял замершего, как статуя, парня. А потом оттащил в угол, и не думая даже, что они на виду, и он даже не пытается скрыться – поцеловал.
– Пойдем в кафе. Иначе я сейчас тут упаду, – хрипло буркнул Жук и позволил нервничавшему Есю вытащить себя в кофейню неподалеку.
Только заказав и тихо спросив Жука в порядке ли он, парень позволил себе выдохнуть и, опустив глаза, затараторил.
– Я за эти недели понял… много. Понимаешь. Я… слишком, понимаешь? Так нельзя. Я слишком влюбился, и это не правильно. У меня поганый характер. Я прогнусь, я слишком вцеплюсь, не смогу выпустить. Извини, если бы я держался, если бы я не влюбился, все было бы хорошо, – он сунул под чашку деньги за кофе и, прижимая к себе куртку, рванулся к выходу.
Спокойно, хотя с неким недоумением, слушавший до этого момента Жук схватил парня за шиворот и усадил на диванчик, к стене, садясь рядом и перекрывая ему пути к бегству.
– Так. Я не понял, – в голосе прозвучали раздраженные, рычащие нотки. – Ты меня любишь, но я тебе не нужен?
Есенин окончательно сжался. Глазами напоминая человека, которому начали делать операцию, а про наркоз как-то забыли.
– Я… – парень сглотнул, прижимая куртку к животу. – Наоборот. Слишком нужен. Я такого никогда… я даже думать не могу рядом с тобой, понимаешь? Я не решений принимать… и вообще. Дистанцию не смогу держать. Совсем.
– Дурак, – прервал его Жуков, поворачивая за подбородок и властно, очень жестко целуя. Теперь все было хорошо, и можно было отыграться за свои переживания по поводу этого лохматого придурка. А он, было, испугался, что правда ему не нужен. – Дистанцию он собрался держать. Выебу за такое, понял?
Есь тихо кивнул. И только сумел выдавить: «Без тебя плохо было,» - заслужив облегченный чмок в макушку.