02.02.2011 в 20:46
Пишет singarella2:Да здравствуют маленькие зонтики!!
Название: "Да здравствуют зонтики"
Пейринг: Быков/ Левин
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Примечание: выполнено на фест по интернам на заявку №6
читать дальше
"Да здравствуют зонтики"
Однажды Лао-Цзы шёл под дождём без зонтика и дождевика и встретил своего ученика, идущего под большим зонтом.
- Учитель, почему вы идёте под дождём без зонта? - спросил ученик.
- Когда идёт дождь, - ответил Лао-Цзы, - дао состоит в том, чтобы промокнуть.
Ученик просветлился, выбросил зонт и ушёл, улыбаясь под дождём.
- Ну и дурак, - произнёс Лао-Цзы, подбирая зонтик.
- Ты меня не только не любишь, но и не уважаешь!
Пухлая Любина ладонь с силой хлопнула об стол и чашка с сухими чаинками на дне укоризненно зазвенела об тарелку с пирожками. Я скосил глаза на посуду и мне показалось, что еще чуть-чуть и кружка нахмурит "носик-ручку" и звеня ложкой скажет: "Сам виноват!".
Я продолжаю тупо стоять и пялиться на посуду, документы, ручки в цветном разнообразии разбросанные по столу лишь бы не смотреть на Любу, которая все продолжает кричать и что-то мне сердито выговаривать.
Я знаю, что кончики волос моей любимой сердито подрагивают, я знаю, что она энергично жестикулирует руками, я знаю, что ее брови нахмурены, а глаза сужаются как у разъяренной кошки. Я все это могу представить, даже если ее рядом нет. Но зато выражение счастья на ее лице в моей памяти будто подернуто дымкой. Я не могу вспомнить, как щурятся ее глаза, загораясь искорками, я не помню, как изгибаются в улыбке ее розовые губы, как вспыхивают румянцем щеки в притворном смущении и как довольно морщится нос.
Уйдя в мысли, я даже не замечаю, что Люба уже несколько минут молчит, разглядывая меня.
Моя милая качает головой и разворачивается, всей своей спиной выражая недовольство.
Я растерянно смотрю по сторонам. Вон Быков, только что отпустивший меня, разглядывает нас с Любой и тоже качает головой. Я пожимаю плечами. Сегодня, что, день качания головы!? Почему я не знаю?! Почему меня не предупредили?!
Вон Лобанов, оставшийся на дежурство, радостно скалится, глядя (угадайте куда... правильно!) на меня.
Вон Романенко и Варя. Ну этих даже снотворное не успокоит. Только в горизонтальную плоскость переведет.
Я глупо моргаю и потерянно бреду к выходу. Хотя... Какого черта?! Я же не виноват, что не могу остаться с Любой на будущие выходные. И да, я не могу познакомить ее со своими родителями, к которым как раз и еду.
Я так и вижу, как папа вскакивает со стула, который радостно опрокидывается, тарабаня ножкам. Как мама прижимает тонкие пальцы с идеальным маникюром ко рту и распахивает глаза, приподнимает аккуратные брови. Как они тут же успокаиваются, и папа садится обратно на подставленный стул, а обед походит еще более чопорно и придирчиво к этикету, чем обычно. Как мама пытается сдержать презрительную гримасу, когда Люба ест салат вилкой для рыбы, даже не заметив этого, и громко хохочет над своими же шутками.
Со злостью, в которой больше досады я вылетаю на улицу, тяжело топая по тротуару в совершенно противоположную мне сторону.
И резко торможу, чувствуя, как злость уходит, будто воздух из проколотого шарика и теперь мне хочется свернуться в углу маленьким дрожащим комочком, прижаться к стене ища так не достающее мне тепло. Сжаться в темноте, чтобы никто-никто не видел, вновь чувствуя себя маленьким мальчиком с горой книжек, огромными очками нелюбовью к спорту. Мальчиком, которого обижали, издевались, который нарастил непробиваемую броню апломба вокруг дрожащей свернувшейся в комок души.
Ба-бах! - гремит гром. И недовольное серое небо озаряется вспышкой молнии. Я поднимаю голову к тяжелым, грязным тучам, чувствуя, как на лицо падают первые капли, и глубоко вздыхаю, сам удивляясь тому, что мой вздох так похож на всхлип. Я ежусь, передергивая плечами.
Я неуверенно оглядываюсь на белую громаду больницы, облепленную машинами, словно мухами и обхватываю себя руками, стискивая пальцами рубашку.
Меня посещает мысль вернуться, забрать теплую куртку, сумку и большой зонтик, под которым запросто спрячутся двое. Но... Но я лишь сильнее обхватываю себя руками, когда холодный ветер с победным воем проносится по улице, разбрасывая желтые листья и качая голые ветви деревьев.
Еще несколько капель неуверенно, будто пробуя, падают прямо перед моим носом, и уже через минут дождь деловито барабанит по крышам, раскрывшимся зонтикам, которые разноцветными грибками заполняют улицы. Вода нагло и громко шипит в лужах, пузырясь и отскакивая каплями, словно горячее масло со сковородки.
Влажные дорожки бегут по моим щекам, скатываясь к подбородку и приоткрыв рот для очередного всхлипа, я с удивлением ощущаю соль, облизав губы.
Опустив голову, я бреду дальше, чувствуя, как хлюпают ботинки и что брюки с рубашкой можно выжать и наполнить небольшое ведерко водой.
Я слышу женский вскрик и резко поворачиваю голову, глядя, как красивый парень на руках переносит смеющуюся девушку через огромную лужу. Он нежно улыбается, уверенно шлепая по щиколотку в воде, а она хохочет, размахивая цветным зонтиком. И я тут же вспоминаю, как сам хохотал, когда Люба поднимала меня на руки.
Засмотревшись, я не замечаю, как с полной уверенностью ступаю прямо в лужу. Ботинки скрипят, будто ругаясь, и в довершении всего я со всей силы врезаюсь в кого-то и начинаю падать. "Ну вот, - думаю я, - хорошее завершение ужасного дня: лицом в лужу. Буду так лежать пока дождь не кончится, ну или не заболею". Но моим таким соблазнительным и не слишком умным идеям не суждено сбыться, потому что человек, в которого я врезался, не ругается, не орте и не подталкивает меня поближе к луже, с мстительной улыбочкой, а обнимает сильной рукой за талию и прижимает к себе, под защиту маленького зонта, в кружок сухого тепла, отделенного от мокрого мира черной материей и сплошной завесой воды.
- Спа-сибо, - бормочу я, ненавидя себя за вырвавшийся всхлип и дрогнувший голос. Теперь мокрые дорожки на моем лице, даже с самой больно фантазией нельзя принять за капли дождя.
- Ленин! - нечетко и резко произносит знакомый голос. - Ты чего это удумал под дождем гулять? Тяжелые мысли мучают? Вот Ленин тоже мучился, ему тоже за зонтиком зайти было некогда.
Я раздраженно вздыхаю. Но вырываться из таких уютных объятий не спешу. Мне тепло, мне спокойно, мне хорошо. Да здравствуют маленькие зонтики, самые лучшие зонтики в мире, под которыми надо прижаться друг к другу, чтобы спастись от дождя. Но Быков не был бы Быковым, если бы не испортил этот момент. Мистер главный терапевт отлепляет меня от своего драгоценного тела и+ и пихает ручку зонтика мне. Я непонимающе моргаю глазами, напоминая черепаху Тортиллу в своих огромных очках с толстыми линзами, глядя, как Быков снимает свою куртку и укутывает ею же мои плечи. Я продолжаю стоять аккуратным столбиком, в вытянутой руке сжимая зонт, пока белобрысый бормочет: "Простудишься ведь". Хотя возможно мне и послышалось, ведь гром гремит громко, совсем как летом и лужи шипят, наполняясь водой и пузырьками с поистине мазохистским удовольствием. Быков аккуратно разжимает мои пальцы, вытаскивая зонтик. И мой ступор становиться еще более глубоким, когда врач поправляет сползшую с моих плеч куртку и подталкивает в сторону больницы.
- Пойдем-пойдем, Левин, - приговаривает Быков и добавляет своим саркастичным тоном, в котором пробиваются теплые, нежные нотки. - Если ты заболеешь - завтра останешься на ночное дежурство.
Я вскидываю голову и внимательно вглядываюсь в его глаза, дотрагиваясь кончиками пальцев до щеки блондина, чтобы быть уверенным, что он не мираж, и я не стою мокрый, замерзший и простуженный посреди улицы в холодный осенний ливень и безликие спешащие люди, спрятанные под защиту разноцветной материи обходят меня стороной, словно прокаженного.
- Зачем? - шепчу я, так и не убрав пальцев с его лица и глядя в темные глаза чуть запрокинув голову.
- Как это зачем? - с веселым удивлением вопрошает садист и мой коллега по совместительству. - Я тебя лечить буду.
Его рука снова обхватывает меня за талию, и он трется носом об мой висок. Я сильнее прижимаюсь к Быкову, спасаясь от дождевых капель.
"Господи, благослови маленькие зонтики", - думаю я, обнимая блондина за шею и подставляя губы для мокрого, соленого, абсолютно дождевого поцелуя.
URL записиНазвание: "Да здравствуют зонтики"
Пейринг: Быков/ Левин
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Примечание: выполнено на фест по интернам на заявку №6
читать дальше
"Да здравствуют зонтики"
Однажды Лао-Цзы шёл под дождём без зонтика и дождевика и встретил своего ученика, идущего под большим зонтом.
- Учитель, почему вы идёте под дождём без зонта? - спросил ученик.
- Когда идёт дождь, - ответил Лао-Цзы, - дао состоит в том, чтобы промокнуть.
Ученик просветлился, выбросил зонт и ушёл, улыбаясь под дождём.
- Ну и дурак, - произнёс Лао-Цзы, подбирая зонтик.
- Ты меня не только не любишь, но и не уважаешь!
Пухлая Любина ладонь с силой хлопнула об стол и чашка с сухими чаинками на дне укоризненно зазвенела об тарелку с пирожками. Я скосил глаза на посуду и мне показалось, что еще чуть-чуть и кружка нахмурит "носик-ручку" и звеня ложкой скажет: "Сам виноват!".
Я продолжаю тупо стоять и пялиться на посуду, документы, ручки в цветном разнообразии разбросанные по столу лишь бы не смотреть на Любу, которая все продолжает кричать и что-то мне сердито выговаривать.
Я знаю, что кончики волос моей любимой сердито подрагивают, я знаю, что она энергично жестикулирует руками, я знаю, что ее брови нахмурены, а глаза сужаются как у разъяренной кошки. Я все это могу представить, даже если ее рядом нет. Но зато выражение счастья на ее лице в моей памяти будто подернуто дымкой. Я не могу вспомнить, как щурятся ее глаза, загораясь искорками, я не помню, как изгибаются в улыбке ее розовые губы, как вспыхивают румянцем щеки в притворном смущении и как довольно морщится нос.
Уйдя в мысли, я даже не замечаю, что Люба уже несколько минут молчит, разглядывая меня.
Моя милая качает головой и разворачивается, всей своей спиной выражая недовольство.
Я растерянно смотрю по сторонам. Вон Быков, только что отпустивший меня, разглядывает нас с Любой и тоже качает головой. Я пожимаю плечами. Сегодня, что, день качания головы!? Почему я не знаю?! Почему меня не предупредили?!
Вон Лобанов, оставшийся на дежурство, радостно скалится, глядя (угадайте куда... правильно!) на меня.
Вон Романенко и Варя. Ну этих даже снотворное не успокоит. Только в горизонтальную плоскость переведет.
Я глупо моргаю и потерянно бреду к выходу. Хотя... Какого черта?! Я же не виноват, что не могу остаться с Любой на будущие выходные. И да, я не могу познакомить ее со своими родителями, к которым как раз и еду.
Я так и вижу, как папа вскакивает со стула, который радостно опрокидывается, тарабаня ножкам. Как мама прижимает тонкие пальцы с идеальным маникюром ко рту и распахивает глаза, приподнимает аккуратные брови. Как они тут же успокаиваются, и папа садится обратно на подставленный стул, а обед походит еще более чопорно и придирчиво к этикету, чем обычно. Как мама пытается сдержать презрительную гримасу, когда Люба ест салат вилкой для рыбы, даже не заметив этого, и громко хохочет над своими же шутками.
Со злостью, в которой больше досады я вылетаю на улицу, тяжело топая по тротуару в совершенно противоположную мне сторону.
И резко торможу, чувствуя, как злость уходит, будто воздух из проколотого шарика и теперь мне хочется свернуться в углу маленьким дрожащим комочком, прижаться к стене ища так не достающее мне тепло. Сжаться в темноте, чтобы никто-никто не видел, вновь чувствуя себя маленьким мальчиком с горой книжек, огромными очками нелюбовью к спорту. Мальчиком, которого обижали, издевались, который нарастил непробиваемую броню апломба вокруг дрожащей свернувшейся в комок души.
Ба-бах! - гремит гром. И недовольное серое небо озаряется вспышкой молнии. Я поднимаю голову к тяжелым, грязным тучам, чувствуя, как на лицо падают первые капли, и глубоко вздыхаю, сам удивляясь тому, что мой вздох так похож на всхлип. Я ежусь, передергивая плечами.
Я неуверенно оглядываюсь на белую громаду больницы, облепленную машинами, словно мухами и обхватываю себя руками, стискивая пальцами рубашку.
Меня посещает мысль вернуться, забрать теплую куртку, сумку и большой зонтик, под которым запросто спрячутся двое. Но... Но я лишь сильнее обхватываю себя руками, когда холодный ветер с победным воем проносится по улице, разбрасывая желтые листья и качая голые ветви деревьев.
Еще несколько капель неуверенно, будто пробуя, падают прямо перед моим носом, и уже через минут дождь деловито барабанит по крышам, раскрывшимся зонтикам, которые разноцветными грибками заполняют улицы. Вода нагло и громко шипит в лужах, пузырясь и отскакивая каплями, словно горячее масло со сковородки.
Влажные дорожки бегут по моим щекам, скатываясь к подбородку и приоткрыв рот для очередного всхлипа, я с удивлением ощущаю соль, облизав губы.
Опустив голову, я бреду дальше, чувствуя, как хлюпают ботинки и что брюки с рубашкой можно выжать и наполнить небольшое ведерко водой.
Я слышу женский вскрик и резко поворачиваю голову, глядя, как красивый парень на руках переносит смеющуюся девушку через огромную лужу. Он нежно улыбается, уверенно шлепая по щиколотку в воде, а она хохочет, размахивая цветным зонтиком. И я тут же вспоминаю, как сам хохотал, когда Люба поднимала меня на руки.
Засмотревшись, я не замечаю, как с полной уверенностью ступаю прямо в лужу. Ботинки скрипят, будто ругаясь, и в довершении всего я со всей силы врезаюсь в кого-то и начинаю падать. "Ну вот, - думаю я, - хорошее завершение ужасного дня: лицом в лужу. Буду так лежать пока дождь не кончится, ну или не заболею". Но моим таким соблазнительным и не слишком умным идеям не суждено сбыться, потому что человек, в которого я врезался, не ругается, не орте и не подталкивает меня поближе к луже, с мстительной улыбочкой, а обнимает сильной рукой за талию и прижимает к себе, под защиту маленького зонта, в кружок сухого тепла, отделенного от мокрого мира черной материей и сплошной завесой воды.
- Спа-сибо, - бормочу я, ненавидя себя за вырвавшийся всхлип и дрогнувший голос. Теперь мокрые дорожки на моем лице, даже с самой больно фантазией нельзя принять за капли дождя.
- Ленин! - нечетко и резко произносит знакомый голос. - Ты чего это удумал под дождем гулять? Тяжелые мысли мучают? Вот Ленин тоже мучился, ему тоже за зонтиком зайти было некогда.
Я раздраженно вздыхаю. Но вырываться из таких уютных объятий не спешу. Мне тепло, мне спокойно, мне хорошо. Да здравствуют маленькие зонтики, самые лучшие зонтики в мире, под которыми надо прижаться друг к другу, чтобы спастись от дождя. Но Быков не был бы Быковым, если бы не испортил этот момент. Мистер главный терапевт отлепляет меня от своего драгоценного тела и+ и пихает ручку зонтика мне. Я непонимающе моргаю глазами, напоминая черепаху Тортиллу в своих огромных очках с толстыми линзами, глядя, как Быков снимает свою куртку и укутывает ею же мои плечи. Я продолжаю стоять аккуратным столбиком, в вытянутой руке сжимая зонт, пока белобрысый бормочет: "Простудишься ведь". Хотя возможно мне и послышалось, ведь гром гремит громко, совсем как летом и лужи шипят, наполняясь водой и пузырьками с поистине мазохистским удовольствием. Быков аккуратно разжимает мои пальцы, вытаскивая зонтик. И мой ступор становиться еще более глубоким, когда врач поправляет сползшую с моих плеч куртку и подталкивает в сторону больницы.
- Пойдем-пойдем, Левин, - приговаривает Быков и добавляет своим саркастичным тоном, в котором пробиваются теплые, нежные нотки. - Если ты заболеешь - завтра останешься на ночное дежурство.
Я вскидываю голову и внимательно вглядываюсь в его глаза, дотрагиваясь кончиками пальцев до щеки блондина, чтобы быть уверенным, что он не мираж, и я не стою мокрый, замерзший и простуженный посреди улицы в холодный осенний ливень и безликие спешащие люди, спрятанные под защиту разноцветной материи обходят меня стороной, словно прокаженного.
- Зачем? - шепчу я, так и не убрав пальцев с его лица и глядя в темные глаза чуть запрокинув голову.
- Как это зачем? - с веселым удивлением вопрошает садист и мой коллега по совместительству. - Я тебя лечить буду.
Его рука снова обхватывает меня за талию, и он трется носом об мой висок. Я сильнее прижимаюсь к Быкову, спасаясь от дождевых капель.
"Господи, благослови маленькие зонтики", - думаю я, обнимая блондина за шею и подставляя губы для мокрого, соленого, абсолютно дождевого поцелуя.